- Харуно Сакура, Вы обвиняетесь в убийстве шиноби Деревни Листа, – никогда прежде не слышал, чтобы она говорила таким тоном. Я стоял в кабинете Пятой и просто-напросто не верил в происходящее. Ты даже не пыталась оправдаться, просто смотрела в пол. Взгляд был пугающе спокойным, словно передо мной стояла кукла. Без страха, без эмоций, без души. «Скажи же что-нибудь. Ради Бога! Не молчи! Скажи, что ты ни в чем не виновата, прошу!»

Даже не знаю, как это получилось, но за то время, пока я был твоим учителем, я ни разу не мог объяснить свое отношение к тебе. Поначалу мне просто было забавно смотреть на веселую, беззаботную розоволосую девочку, несущуюся по улицам Конохи и радостно выкрикивающую: «Саске-ку-у-ун!». У меня никогда прежде не было учеников, и я даже толком не знал, как с вами обращаться. Но одно я помню точно: я никогда не позволял тебе драться абсолютно самостоятельно, всегда защищал, закрывал собой. Ты ведь ниндзя, ты должна быть сильной, а я… я нарушал все правила обучения, лишь бы ты была в безопасности. Черт побери, о чем думали твои родители, когда отдавали тебя в Академию? Казалось, ты не создана для такой жизни. Хрупкая, нежная, ранимая. Я не мог смириться с такой участью для тебя, не мог дать тебе погибнуть. Даже тогда, на экзамене, мне пришлось нарушить еще одно правило – я подтасовал имя твоего противника. Яманака уж точно никак не смогла бы тебя убить. Глядя на вас с Саске, я невольно вспоминал свое детство, вспоминал Рин. А ведь вы похожи, даже слишком. Я поклялся, что защищу ее, но… не смог. Возможно, в глубине души я расценивал это, как искупление своей вины, шанс исправить ошибку, которую допустил много лет назад, и не больше. Но по истечении двух лет понял – это полная чушь. Теперь передо мной стояла полноправная шиноби Деревни Листа: сильная, ловкая, но все еще такая беззащитная. Я… ты стала дорога мне не просто как ученица. Помню, как разрывалось на части сердце, когда я оставил тебя сражаться с Сасори. Ками-сама, невозможно было сосредоточиться на собственном бое, когда мысли путались, а воспаленный разум отчаянно воспроизводил картины возможных событий. Зачем я вспоминаю об этом?

- Я не убивала его, – твой голос вывел меня из раздумий. Он был не такой, как прежде, он был другой — холодный, спокойный.
- Надеюсь, ты понимаешь, что тебя ждет. Нам во что бы то ни стало нужно знать правду. Кроме того, все факты указывают на то, что это сделала ты, – было видно, как трудно Цунаде давались эти слова. Но ведь она в первую очередь Хокаге. На миг в кабинете воцарилась полная тишина. Я не знал, куда себя деть, что сказать в твое оправдание, ведь и сам понимал – ты могла это сделать.
- Шизуне, вызови охрану, и ведите ее к Ибике… - Пятая приземлилась в кресло и, закрыв лицо руками, облокотилась на стол.
После этих слов мое сердце замерло, пропустило один удар и забилось в бешеном ритме. Это пытка. Нет, это хуже, чем пытка. Ибике. Никогда не думал, что она прибегнет к крайним мерам. Сакура ведь не выдержит. Если с ней что-нибудь случится…
- Госпожа Цунаде, может, не стоит…
- Какаши, я сама прекрасно знаю, что делать! – сорвалась, что ж, это не сулит ничего хорошего. – Будьте добры, покиньте кабинет!

Следующие несколько часов были самыми страшными в моей жизни. Зарывшись руками в волосы, я пытался успокоиться, но как это возможно сделать, когда в этот самый момент где-то в подвалах терзают и мучают человека которого я… ксо. Иногда мне казалось, что я слышу твои крики. Нет. Это невыносимо! В отчаянии разношу вдребезги близстоящий стол, после чего вновь отправляюсь в кабинет.
- Объяснись!
- Она не могла этого сделать! Не могла!
- Держите себя в руках, Хатаке Какаши, иначе…
- Что?! Иначе что?
- Успокойся, мне тоже тяжело…

-Я знаю, что ты чувствуешь, знаю, как ты относишься к ней, я ведь не слепая, но ты должен понимать. Учиха был убит при попытке напасть на деревню. И его убил Наруто. Ты хоть представляешь ее состояние. Это произошло на ее глазах. К тому же, после боя с Саске он был уязвим и абсолютно без сил. За смерть любимого она вполне могла жаждать мести. Ты не тренировал ее долгое время, а я всегда была рядом. Поверь, она не забывала о нем ни на минуту. Она очень сильно его любила, я даже не представляла, что так бывает. Какаши, ты ведь понимаешь, я не могу это так оставить…
После этого разговора я окончательно потерял себя. Неужели ты… нет, это ведь неправда. Голова шла кругом. Моя команда. Мои ученики. Я так надеялся, что смогу сделать хоть что-то, чтобы они стали достойными шиноби. А что теперь?

Спускаясь вниз по лестнице в подвал, я не мог выкинуть из головы слова Цунаде. Тебя казнят. Она разрешила мне забрать тебя после допросов и отвести в камеру, где ты должна была находиться до исполнения приговора. Я не могу, не могу ничего сделать и медленно умираю. Мысли путались, отчаянно разыскивая выход из сложившейся ситуации, душа рвалась на части. На что я готов ради тебя?
Вот и ты. Пыток будто и не было. Ни ссадин, ни крови, ни даже царапин. Не могу понять, что произошло, но твое лицо осталось таким же спокойным и бесчувственным, и только где-то там, в глубине зеленых глаз, скрывался еле заметный ужас и боль, которые ты всеми силами пыталась скрыть. Ибике посмотрел на меня и, покачав головой, скрылся в дверях, оставив нас одних. Осторожно подхожу, но, не успев вымолвить ни слова, подхватываю обессилено падающее тело. Измотана, что же они с тобой сделали? Дрожишь, словно от холода, отчаянно сжимаешь ткань моей водолазки — и через некоторое время она пропитывается твоими слезами. Не помню, сколько мы простояли вот так, но вскоре ты успокоилась и, наконец, взглянула на меня.
- Я не убивала его…
Как, как я могу потерять тебя. Ведь я…
- Я не допущу, чтобы с тобой что-то случилось…

Отчаянный крик. Подскакиваю на кровати и, как обезумевший, лечу в твою комнату, напрочь позабыв о маске. Тебе снова приснился кошмар. Пора бы уже привыкнуть к этому, но все равно почти каждую ночь мое сердце замирает от страха, и я срываю двери с петель в полной боевой готовности. Ты мне слишком дорога. Сидишь на кровати, обняв себя руками, раскачиваешься, словно душевно больная. Губы дрожат, из распухших глаз вновь хлынули слезы. Отросшие пряди розовых волос ниспадают на чуть вздрагивающие белые плечи.
- Саске…
Опять. В день, когда тебя должны были казнить, мы навсегда покинули Деревню. Да, я стал нукенином. Я сбежал, чтобы спасти тебя. Отпускать тебя одну не было смысла. Ты стала сильна физически, но в душе осталась той же хрупкой и ранимой девочкой, которая теперь и вовсе потеряла смысл жить. Я не знаю, что мне еще сделать для тебя. Подхожу, сажусь рядом на кровать и в это же мгновение ловлю на себе твой удивленный взгляд. Ни маски, ни протектора, скрывающего шаринган. Волосы, теперь не такие пышные, частично закрывают лицо. Я знаю, почему ты так смотришь на меня. Я ведь похож на него, правда?
Успокоившись, касаешься мягкой теплой рукой моего лица и с грустью смотришь на вечно алый левый глаз.

А я… я умираю. Ты никогда не будешь смотреть на меня так, как смотрела на него, никогда.

Ты ведь вспоминаешь его? Накрываю твою ладонь своей, касаюсь губами твоих пальцев. Ниже, к порезам на венах. Вздрагиваешь, ты столько раз пыталась покончить с собой, глупая. Обнимаю.
Должно быть, это самая жестокая пытка. Быть так близко, но в то же время так далеко. Не иметь возможности хоть как-то облегчить боль дорогого тебе человека, знать: она никогда не будет любить тебя так, как его, смотреть на тебя так, как смотрела на него. Это как будто заживо вынимают сердце из груди.
Отводишь глаза, вновь этот пустой взгляд в никуда. Это невыносимо. Осторожно поворачиваю твое лицо и целую. На миг мне показалось, что твои губы дрогнули и даже попытались ответить, но нет. Упираешься ладонью в мою грудь, отстраняешься.
- Нет. Я не могу. Я все еще…- вновь начинаешь дрожать, сжимаясь в комочек на кровати, и еле слышно, почти шепотом заканчиваешь роковую фразу, - люблю Саске.

Умираю. Вновь и вновь, когда слышу его имя, срывающееся с твоих уст. Умираю, когда ты смотришь на меня и видишь его. Умираю, когда вижу тебя в таком состоянии. Умираю, но никак не могу умереть. Не могу оставить тебя. Умираю…

Ты уснула. Накрываю тебя одеялом и выхожу прочь из комнаты.

Я уже давно не живу. Я существую, существую для тебя. Ведь я уже мертв. Моя душа покинула тело, разорвалась на множество частей, и единственное, что держит ее в этом мире, — это ты. По сравнению с душевной болью, физическая – ничто. Теперь мне будет смешно видеть, как погибает мое тело, когда в него будут вонзаться ножи и стрелы, когда его будут рвать на части вражеские мечи и истязать техники. Забавно, правда? Ведь я уже давно… мертв.